Пн | Вт | Ср | Чт | Пт | Сб | Вс |
---|---|---|---|---|---|---|
« Сен | Ноя » | |||||
1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 |
8 | 9 | 10 | 11 | 12 | 13 | 14 |
15 | 16 | 17 | 18 | 19 | 20 | 21 |
22 | 23 | 24 | 25 | 26 | 27 | 28 |
29 | 30 | 31 |
Назария Сергей Михайлович, кандидат исторических наук, доктор политических наук, профессор Государственного института международных отношений Молдовы (оригинальная аббревиатура – IRIM)
Ещё в XV веке Россия была одним из важнейших внешнеполитических партнёров Молдовы, а начиная с Прутского похода Петра Великого 1711 года и по настоящее время, – основным.
Более того, наряду с молдаванами, государственно-образующим этносом средневековой Молдовы являлись и русины, а русский язык на протяжении более двух с половиной столетий был государственным языком нашей страны. Имена основателей Молдавского государства – Драгош и Богдан – были в чистом виде славянскими, а наша правящая элита в первые десятилетия существования Молдавии была в значительной мере славянской.
А в 1389 году, когда находившийся в Орде в качестве заложника наследник московского престола сын Дмитрия Ивановича Донского Василий бежал, он направился домой единственным возможным путём – через братскую православную Молдавию. И братья-молдаване, дав ему приют, одарив богатыми дарами и, предоставив защиту, сопроводили его до самой Москвы через враждебные польско-литовские и татарские земли.
Кроме того, как убедительно доказали крупнейший румынский славист Иоан Богдан и крупнейший румынский историк Николай Йорга, Стефан Великий в семье говорил по-русски. Да и его любимая дочь Елена (Волошанка), ставшая женой наследника русского престола Ивана Ивановича Молодого, прибыв в Москву, немедленно стала своей не только для мужа, но и для всей московской аристократии, так как говорила с ними на их же языке, который и для неё являлся родным.
Всё вышеуказанное, наряду с общей для обеих народов православной верой, в значительной степени, предопределило восточную геополитическую ментальность подавляющего большинства молдаван. Попав в середине XVI века под османское иго, молдавский народ стал всё более и более связывать свои надежды на освобождение с великим православным государством, расположенным на востоке Европы. С 1656 г. и до начала XIX столетия молдаване официально обращались около 20 раз к царю с просьбой о принятии их страны под российское покровительство. А во время русско-турецких войн десятки тысяч молдаван воевали в составе русской армии против общего врага — факт, зафиксированный не только в многочисленных российских и молдавских документах той эпохи, но и в молдавском фольклоре. Русский солдат представлен в нём как брат и освободитель.
Более того, почти 200 лет совместного проживания в одном государстве наложили неизгладимый культурный отпечаток на молдавский менталитет. В этом смысле, молдавско-русское двуязычие стало неотъемлемой сущностью подавляющего большинства молдаван и молдавской культуры. С 1812 по 1991 годы мы не найдем ни одного примера предательства российских/советских государственных интересов со стороны простых молдаван. Даже предатели молдавского народа из Сфатул Цэрий, призвавшие в 1917 г. румын, в культурном и геополитическом отношениях были русофилами и совершили данный акт предательства не на антироссийской, а на антисоветской, антибольшевистской основе. Публично же они постоянно клялись в верности России и в том, что Молдова должна на веки быть вместе с Российской Республикой и в её составе.
В этом смысле показательно свидетельство одного из тогдашних видных румынских политиков, одного из ключевых министров К. Арджетояну, доказывающее, что и большинство членов данной организации было воспитано на русских традициях и в душе не желало отделения от России. Описывая выступление генерала А. Авереску перед «депутатами» Сфатул Цэрий (самопровозглашённый в конце 1917 г., никем не избранный и никого не представлявший опереточный орган), он отмечает, что слушали они его весьма безразлично. Однако, «когда он заговорил по-русски, весь зал встал и, если до того атмосфера была довольно прохладной, взорвался аплодисментами и одобрительными криками. Буквально на глазах генерал Авереску стал очень популярен в Сфатул Цэрий. У меня же сердце ушло в пятки. Я спросил себя, что было бы, если бы какой-нибудь румынский генерал заговорил по-венгерски на заседании народного собрания где-либо в Клуже или Сибиу…».
Правда, при этом следует иметь в виду, что после Февральской революции в Бессарабии стали появляться некоторые националистические организации, однако по причине некоторых своих плохо скрываемых про-румынских устремлений, они не пользовалась какой-либо поддержкой среди молдавских крестьян. Это признавали и сами члены этих организаций. Так, например, В. Казаклиу и В. Валуца писали летом 1917 г.: «Факты из Бессарабии изо дня в день свидетельствуют, что наш народ очень далёк от наших национальных идей… Солдаты-молдаване и наши крестьяне арестовывают пропагандистов Молдавской национальной партии… Молдавский народ считает нас своими врагами». И у народа были на то основания, так как он чувствовал, что, по признанию одного из видных активистов этой партии Д. Богоса, она видела свою конечную цель в объединении с Румынией.
Однако, ни в одном официальном документе партии, включая её программу, не было ни малейшего намёка на возможность объединения Бессарабии с Румынией и нигде слово «румын» не использовалось для обозначения национальности молдаван. И если у некоторых лидеров данной организации и существовали прорумынские настроения (о чём свидетельствуют их более поздние работы), на тот момент они их тщательно скрывали от общественности, повсеместно заявляя о необходимости сохранения Бессарабии в рамках обновлённой России.
Находившийся с 3 по 15 июня в Кишинёве её активист прапорщик Черней сообщал, что «положение до настоящего времени не особенно отрадное… Молдавская национальная партия бессильна: не имеет материальной поддержки и моральной». Документы доказывают, что румынисты не пользовались доверием и поддержкой широких народных масс.
Вполне точно оценил настроения различных слоёв населения Молдовы после Февральской революции американский историк Кейт Хиткинс: «Крестьяне приступили к захвату и разделу принадлежавших крупным помещикам земель, в то время как молдавские офицеры русской армии, священники, интеллигенты либеральных взглядов и консервативно настроенные собственники земли требовали политической автономии». Данную мысль выразил и другой американский историк Ш. Фишер-Галац: «В 1917 г. выявились два политических течения: аграрно-революционное, враждебное крупным землевладельцам молдавского и русского происхождения, стоявшее за радикальную экспроприацию и против союза с помещичьим Старым королевством; другое – прорумынское, склонявшееся к ограниченной экспроприации и союзу с Румынией»16.
Вывод о всеобщем нежелании выхода Бессарабии из состава России очень рельефно выразил А. Болдур: «Идея отделения Бессарабии от России была полностью враждебна бессарабскому общественному мнению и возникла много позже. Тогда в среде лучших бессарабских интеллектуалов господствовало предубеждение против Румынии… Не оспариваю существование в среде интеллигенции (о крестьянах и речи быть не может) культурного, неполитического национализма, склонности к сохранению молдавских национальных языка и традиций. Но и это разрозненное, неорганизованное течение не переросло в политическое течение».
Есть ещё один аргумент в пользу тезиса, что территория между Прутом и Днестром не является румынской, и принадлежит Н. Йорге. Вот что он писал в 1912 г., в связи со столетним юбилеем вхождения Бессарабии в состав России: «Бессарабия не наша… Сто лет тому назад… поднялись ли мы на борьбу за неё?.. Румынии не существовало, а в той половине Румынии, которая была Молдовой, никто и не помышлял, что такая Румыния возможна… Ни одна душа не обратилась к воспоминаниям, не открылась надежде с целью дать отчаянный бой, к которому обратилась бы сегодня наша глубинная признательность… Сегодня, когда существует потребность хотя бы в одном герое, имя которого мы могли бы почитать, найти его невозможно». И не могли бы найти, так как молдаване никогда не ощущали себя румынами и не стремились войти в состав румынского государства, сохраняя глубинную признательность к России.
Подавляющее большинство молдаван, проживавших в составе российского государства, всегда (до 1991 года) считало Россию/СССР своей «большой Родиной» (Бессарабию/Молдавию – своей «малой Родиной» в составе России/СССР). Это, в первую очередь, проявилось в военные годы: 1877-1878, 1904-1905, 1914-1917 и особенно в период Великой Отечественной войны, когда почти 400 тыс. наших сограждан (население МССР в 1941 году составляло 2,5 млн. чел.) воевали в Красной Армии, более 80 тыс. из которых ушли на войну добровольцами.
Более того, за три года фашисткой оккупации, испытывая колоссальный голод в живой силе, румынские власти смогли мобилизовать в свою армию менее 29 тыс. наших сограждан, половина из которых в 1944 году перешла в Советскую Армию. Это имело место по двум причинам: саботаж со стороны населения мобилизационных предписаний оккупационных властей и недоверие к бессарабцам, которых считали «русскими» и «большевиками».
Для последнего были все основания, т.к. в 1918-1920 годах более 200 тыс. молдаван (большей частью бессарбцев) воевали в Красной Армии, надеясь на освобождение своего края от румын. Во-вторых, с 1918 по 1940 год, своей политикой (было расстреляно 32 тыс. человек, большинство взрослого мужского населения подверглось избиениям, всё население было полностью бесправно и стало объектом морального унижения) румынские власти, по их собственному признанию, «руссифицировали Бессарабию больше, чем русские за 105 лет». И, естественно, бессарабцы платили румынским властям ненавистью и презрением. В-третьих, вследствие вышеизложенного, после 28 июня 1940 г. из румынской армии, дислоцированной в Бессарабии и Северной Буковине, сбежали 62 тыс. солдат, более 61 тыс. из которых были бессарабцами и буковинцами.
В этом смысле следует отметить, что и сегодня, в условиях более чем 25-летней оголтелой антироссийской кампании, не менее 3/4 граждан Молдовы (без Приднестровья) настроены пророссийски и выступают за сохранение стратегических партнёрских отношений с Россией.
Но в Молдове в области воспитания учащейся молодёжи в течение последних почти 30 лет (1990-2018) происходит процесс, преследующий цель «переменить отечество» и «иметь другую историю», внушить молодым людям ложную для них национальную идентичность. Россия на страницах молдавских учебников сатанизируется и представлена как «исчадие ада». Школьникам внушается ксенофобская мысль о том, что «всё зло идёт с Востока».
С этой целью, начиная с 1990 года, наша история интенсивно искажается, мистифицируется и усиленно заменяется румынской, при полном невмешательстве или даже прямом участии официальных молдавских властей. Все эти годы, всеми без исключения молдавскими правительствами (некое относительное исключение составляет в этом ряду руководство во главе с президентом В.Н. Ворониным), гуманитарная политика на территории современной Республики Молдова полностью отдана «на откуп» представителям соседнего государства.
А сторонники молдавской государственности сегодня даже не советские партизаны образца лета-осени 1941 г. (которые поддерживались с «Большой земли»). Они больше похожи на одиночных японских солдат императорской армии, которых после окончания войны «забыли» лет на 25 на отдалённых тихоокеанских островах и они, несчастные, бегают по джунглям и размахивают самурайскими мечами, разрубая листву и постреливая в небо.
В этом контексте, следует обратить внимание на тот факт, что в Молдавии румынскими и молдавскими историками и журналистами националистической ориентации на головы граждан постоянно льются ушаты иррациональной совето/русофобии. Так, например, И.М. Опря, ещё недавно главный воспеватель «советско/русско-румынской дружбы», но изменивший свои ориентиры, утверждает, что Россия извечно являлась самым безжалостным врагом «румынского рода». Любое событие из истории двух народов интерпретируется им как враждебное действо русских в отношении румын: «Соседство этой империи было для румынского народа синонимом настоящего террора истории». Е. Денизе уверен, что «Россия постоянно представляла угрозу для румын.., непрерывно стремясь к их ограблению, захвату их земель, их насильственной денационализации».
«В рамках общей картины этих империалистических целей, – продолжает И. Опря, – подчинение румынских стран (имеются в виду Дунайские княжества – С.Н.) являлось постоянной заботой царей России… Гонимые ненасытным стремлением к расширению границ своей империи, русские… дошли в 1709 г. до Днестра». Кроме того, считает историк, цели русских всегда вступали в противоречие с жизненными интересами румынского народа: «Румынская дипломатия опасалась.., что, продолжая расширяться к югу, Россия преследовала захват Константинополя и великих проливов и, для реализации мечты царя Петра Великого, переданной Екатерине II и её наследникам, она, без сомнений, растопчет Румынию, нарушив её независимость и угрожая самому её государственному существованию».
Ещё хуже его отношение к СССР: «Советская империя постепенно закабалила на своих пространствах нерусские народы, поставила их на службу России, стремясь к их денационализации и в конечном итоге к их полному поглощению». А Ем. Болд уверен, что без постоянного сопротивления румынских правительств «русскому экспансионизму» «страна давно была бы превращена в российскую губернию».
В этом контексте, мы приведём книгу Иона и Луизы Попа, переведённую на русский язык, с целью лучшего взаимопонимания между румынами и русскими. Уже в самом её начале говориться о «большевистском геноциде Советской России против приднестровских румын», о «советских зверствах в 50-е годы, совершённых с целью сломить сопротивление бессарабских и приднестровских румын».
Политика России по освобождению балканских народов от османского ига названа «российской экспансией», её усилия по освоению освобождённых от турок и татар территорий – принудительной миграцией и колонизацией», а русские в XVII-XVIII вв. представлены как враги. В свою очередь, окупация Бессарабии в 1918 г. описана так, будто «передовые румынские части… перешли Прут, чтобы восстановить порядок в Бессарабии», ну а гитлеровское нашествие на СССР совместно с румынским воинством подаётся как «освобождение Бессарабии и Северной Буковины».
В своей патологической ненависти к великому восточному соседу (и национальным меньшинствам, проживающим на территории Бессарабии) особо отличились член-кореспондент АНМ Демир Драгнев (в советское время ведущий специалист в области освещения «многовековой дружбы молдавского и русского народов») и Ион Варта (защитивший в конце 80-х годов кандидатскую диссертацию в Институте славяноведения), усиленно пропагандирующие ненависть к России и всему русскому. Они пытаются убедить читателей, что движение России на юго-восток Европы всегда имело исключительно экспансионистский и агрессивный характер: «Российские войска вели себя как настоящие оккупанты» и грабители мирного населения. «Российская военная оккупация во время войны (1828-1829 гг. – С.Н.), была ужасающей и сопровождалась многочисленными актами произвола, насилия, принудительного труда, реквизиций, эпидемий, эпизоотий и даже голода».
Описывая русско-турецкие войны, авторы непременно стремятся внушить читателям русофобские настроения. Они без конца вдалбливают мысль о постоянных попытках «включения Румынских княжеств в состав российской территории», не приводя при этом ни единого доказательства. «Таким образом, после 1829 г., по своим разрушительным эффектам, опасность российского присутствия в Княжествах значительно превосходила турецкую в любое время до и после этого».
Ничего кроме жалости не вызывает и положение бессарабцев, в 1812 г. вошедших в состав Российской империи. «Оставшееся в Бессарабии население продолжило подвергаться нескончаемому насилию и унижениям всякого рода». «Издевательства и оскорбления, которым подвергались бессарабские румыны со стороны царских властей, жестокости, которые применялись к сельским жителям расквартированными в их домах казаками и русскими солдатами, вызывали массовый исход населения» в Молдавское княжество.
В русле той же концепции раскрывается роль России в судьбах молдавского народа и бывшим директором Института истории Молдавской ССР, лауреатом государственной премии МССР Б. Визером. Автор винит Россию (и её народ) в том, что она «сыграла отрицательную роль в судьбах стран и народов, попавших в сферу её влияния, затормозив их развитие». Читатели узнают, что «в XIX-XX вв. наиболее разрушительной силой была Российская, а затем Советская империи, которые преследовали цель истребить румынскую нацию». Гитлер и Антонеску представлены как освободители, которые вели войну против советских народов с целью их освобождения из рабства.
В том же духе в румынской историографии интерпретируется в целом Вторая мировая война. События июня 1940 г. трактуются исключительно отрицательно. Советский Союз представлен как агрессивная, экспансионистская держава, захватившая «исконно румынскую провинцию Бессарабию». Начиная с 1990 г. в Румынии вышли сотни работ, призванные оправдать её участие в войне на стороне Гитлера и политику И. Антонеску. В соответствии с данной концепцией у Румынии «не оставалось иной альтернативы, ведь она оказалась зажатой между двух тоталитарных монстров», а маршал Антонеску стал «спасителем Румынии», «защитником национальных интересов», «мучеником-героем» и «маршалом освободителем от рабства». Период «борьбы с большевизмом» (1941-1944 гг.) назван «священной войной».
В этом смысле не случайно появление русофобии в последние четверть века в Республике Молдова. Но, среди причин этого явления не только «гуманитарная политика», но и отсутствие каких либо перспектив для молдавской молодёжи, связанных с Россией, и отношение безразличия к молдавским трудовым мигрантам в России со стороны властей, а также произвол полиции к этим людям. Существуют и определённые «исторические» националистические и антисоветские комплексы у определённой части населения, вызывающие русофобию.
Не думаем, что России выгодна данная ситуация в нашей республике. По нашему мнению, российским властям, серьёзному бизнесу и неправительственным организациям, стоящим на позициях защиты российских национально-государственных интересов, следует проявлять несравненно большую активность в гуманитарной сфере в Молдавии. Уже в ближайшее время следует резко усилить издание соответствующей научной и образовательной литературы, помочь финансово молдоязычной пророссийской прессе, открыть различные «независимые» центры по формированию общественного мнения, интенсифицировать проведение ряда совместных научных конференций, студенческих школ, «круглых столов», культурных мероприятий и т.д. А в среднесрочной перспективе – 1-2 года – необходимо открыть молдо-российский двуязычный университет (в котором будут получать образование молодые люди, которые через определённое время станут у государственного управления) и совместный двуязычный молдо-российский телеканал.
Это есть та «программа-минимум», которая способна приостановить с помощью России ликвидацию в среднесрочной перспективе независимого молдавского государства. Открыто или молчаливо де-факто, но данную программу поддержат многие европейские страны: Украина, Венгрия, Болгария, Голландия, Германия, Турция, Сербия, Белоруссия. Те же США никогда не признавали аннексию Бессарабии Румынией, и даже не признавая де-юре Советское правительство в 1917-1933 гг., считали Пруто-Днестровское междуречье российской/советской территорией.
Будем надеяться, что современное российское руководство, твёрдо отстаивающее на международной арене российские национально-государственные интересы, а также общественность Российской Федерации осознают необходимость «возврата России лицом к Молдове». Это может дать положительный эффект для двух наших народов, но и для большинства других стран нашего региона лишь в том случае, если произойдёт «всерьёз и надолго».